Эксклюзивный материал из недавно вышедшей книги Брендана Брауна и Филиппа Симонно «Плохие деньги: пособники инфляции в условиях войны, пандемии и рецессии» (изд-во «Palgrave Macmillan», 2025 г.). Часть первая тут, вторая - здесь, третья - тут.
Перейдем к так называемой войне с терроризмом во всех ее измерениях — от мер гражданской обороны и регуляторных решений до войн в Ираке (включая борьбу с ИГИЛ) и Афганистане. В целом можно сказать, что эта война проводилась в первом десятилетии XXI века, хотя высокие прямые военные расходы сохранялись и позже — из-за операций в Афганистане и затрат, связанных с ветеранами. Совокупные реальные военные издержки оцениваются в весьма широком диапазоне. По оценке Института Уотсона при Университете Брауна, суммарная стоимость к концу 2020 года достигла около 8 трлн долларов в текущих ценах. В общих чертах эти оценки сопоставимы с затратами на Вьетнамскую войну, хотя они были распределены на более длительный период.
Ни Вьетнамская война, ни война с терроризмом не были первопричиной сопровождавшей их денежной инфляции, и сами инфляционные процессы носили различный характер. В период эскалации войны во Вьетнаме (примерно с 1966 года) США переходили к инфляции, в которой рынки товаров и услуг стали главным источником инфляционных проявлений, вытеснив инфляцию активов, доминировавшую в начале и середине 1960-х годов. В отличие от этого, война с терроризмом началась после терактов 2001 года в условиях рецессии в США, когда денежная инфляция еще не развернулась. Однако сама война стала катализатором масштабного денежного стимулирования, организованного администрацией Буша в 2002–2004 гг. накануне президентских выборов в ноябре 2004 года.
Как сработал этот катализатор? Прежде всего, последовала отставка (или увольнение) Ларри Линдси с поста главного экономического советника президента. Его утверждение о том, что стоимость войны в Ираке составит 200 млрд долларов или больше, оказалось неприемлемым на фоне альтернативных оценок — 50 млрд долларов или даже меньше — выдвигавшихся другими представителями администрации, включая министра обороны, который настаивал, что значительная часть расходов будет профинансирована за счет нефтяных доходов иракского государства. Следует отметить, что в итоге объем расходов оказался в диапазоне от 2 до 4 трлн долларов. Уход Линдси имел более широкие последствия: ранее, работая в ФРС, он был одним из самых последовательных критиков «экономики пузырей» середины и конца 1990-х годов и, вероятно, стал бы сдерживающим фактором для ее дальнейшего раздувания после краткой паузы 2001–2002 гг., которая в тот момент только закладывалась.
Война в целом оказалась непопулярной и негативно отразилась на результатах выборов. Кроме того, остро стоял вопрос компетентности: несла ли администрация Буша ответственность — из-за провалов разведки или реакции на нее — за произошедшую катастрофу? С электоральной точки зрения еще более важной задачей было как можно быстрее перезапустить экономику. В контексте политики ФРС показательно, что в середине 2002 года на пост управляющего Федеральной резервной системы был номинирован известный сторонник инфляционного стимулирования профессор Бен Бернанке, с очевидным намеком на его роль академического «серого кардинала». Финансирование войны с терроризмом (при том, что военное вмешательство в Ираке уже находилось в зоне прямой видимости), а также необходимость показать хорошую экономическую динамику перед критически важными выборами 2004 года, вполне могли повлиять на решение о его назначении. Впоследствии председательство Алана Гринспена было продлено еще на половину срока — на два года, начиная с января 2004 года.
Содержание явных или неявных договоренностей между Гринспеном и Белым домом (президентом Джорджем Бушем-младшим), стоявших за этим продлением, неизвестно. Однако почти наверняка молчаливое согласие на предвыборное денежно-кредитное «смягчение» и беспрепятственное финансирование войны с терроризмом (включая Ирак) было частью общей картины. Здесь слово «беспрепятственное» не следует понимать как прямую монетизацию дефицита, но скорее как создание максимально благоприятных финансовых условий. Администрация Буша не была чужда подобным политическим компромиссам и на геополитической арене. Задним числом ключевым компромиссом могли оказаться переговоры с рядом восточноевропейских стран о их участии в военных операциях в Ираке — на начальном этапе или позднее в формате миротворческих миссий. Возможной наградой за это, по-видимому, могло стать обещание поддержки их заявки на вступление в НАТО.
В итоге возобновление в 2002 году — после терактов 11 сентября — масштабной денежной инфляции, начавшейся еще в 1995 году после ужесточения денежно-кредитной политики 1994 года и приостановившейся в 2000 – начале 2001 года, вовсе не было необходимым условием для финансирования войны с терроризмом. Однако сама война запустила механизмы, которые подтолкнули администрацию Буша и Федеральную резервную систему (все в большей степени укомплектованную назначенцами первой) к фактическому усилению инфляционного процесса — даже если все официальные лица последовательно отрицали бы это.
Наконец, следует отметить, что война с терроризмом стала катализатором создания законодательства как в США, так и за их пределами, формально направленного на борьбу с финансированием терроризма. Под этим знаменем в правовые рамки были включены самые разные интересы. В целом значительно возросли масштабы и влияние «государства надзора» в глобальных и национальных банковских системах, включая США и ЕС. Практика применения этих дополнительных механизмов контроля — например, «война с наличными» и ограничение банковской тайны клиентов — еще больше подорвала потенциальную роль денежной базы как якоря всей денежной системы.
